Слово наемника - Страница 27


К оглавлению

27

Первым делом я осмотрел тесак. Тесак — штука хорошая. Неказист, но при умении даст фору хоть мечу, хоть шпаге. Но этот, проржавевший насквозь, не годился даже на переплавку.

Поразмыслив, выбрал себе одно из копий. Странное какое-то копье. Явно охотничье. Но на какого зверя? Если на медведя, зачем широкое лезвие? Если на кабана, к чему тут упор?

Но при желании может получиться протазан!

Ствол молодой рябинки сгодился для древка. Я долго счищал ржавчину, затачивал режущую кромку. Зато, когда Марта и Хельмут вернулись с хворостом, у меня было оружие, которым можно не только колоть, но и рубить (голову оттяпать не возьмусь, но рассечь брюхо — запросто!).

— Ого! — присвистнул Хельмут, увидев как я «воюю» с зарослями крапивы.

— А что-нибудь потолще? — насмешливо спросила Марта, опуская вязанку.

— Запросто, — беспечно ответил я, перерубив деревце в два пальца толщиной.

— Хе, — презрительно выпятила Марта губы. — Такое-то и дурак срубит…

— Попробуй, — предложил я, протягивая копье.

— А чего оно такое тяжелое? — озабоченно спросила лучница, взяв оружие. — Что за хрень такая? Копье — не копье, топор — не топор… А ну-ка…

Ствол юной осинки подался назад и, спружинив, отбросил оружие в обратную сторону, едва не вывернув Марте руку.

— Доннер веттер! — выругалась женщина, бросая копье на землю.

— Дай мне! — загорелся Хельмут.

Зачем-то поплевав на руки, он ухватился за древко и от всей дури, словно топором, вдарил по деревцу. На стволе появилась зарубка. Еще пара ударов — и несчастная осина упала.

— Вот так! — гордо выпрямился Хельмут.

— Молодец, — похвалил я грабителя и выбрав осинку такой же толщины, срубил ее одним ударом.

— Как это у тебя ловко… — озадаченно сказал Хельмут. — Я шесть лет кайлом руду дробил, а до этого углежогом был — лес рубил.

— Ты лес да руду, а я людей, — ответил, не вдаваясь в подробности и тонкости рубки…

— Пока за железку схватишься, я тебя пристрелю… — пожала плечами Марта, поднимая вязанку и направляясь в дом.

— Проверим? — предложил я.

— Смотри, я шутить не буду.

Марта была хорошим стрелком. Я не видел, как она прицеливалась, но чувствовал, что стрела, наложенная на тетиву, полетит прямо в глаз… Однако вторую стрелу она выпустила, когда я отбил первую. Расстреляв с полколчана, женщина озадаченно опустила лук и снова выругалась:

— Доннер веттер!

М-да, могла бы и другое что-то сказать, интереснее. Ну молодая еще, ругаться не научилась. Со временем научится. А заодно поймет, чем отличается наемный убийца от наемного солдата. «Стрелка» будет сидеть в засаде, выбирать цель и выпускать по одной стреле, а лучник в бою должен удерживать в воздухе три стрелы. И хотя бы одна из трех, но поразит цель. Если бы передо мной был стрелок, участвовавший в настоящих сражениях, не стал бы предлагать такую потеху.

Вечером столешницу водрузили на козлы и все, включая Всемира, презревшего головную боль ради курицы, расселись вокруг стола, оставив самое почетное место для атаманши. Марта торжественно внесла глубокую латку с тушеной курочкой, а Хельмут вытащил глиняную бутыль.

— Ну, за знакомство! — предложила Марта вечный, как мир, тост.

Народ опрокинул чарки, а я, осторожно понюхав вонючую жидкость, отставил в сторону. Вроде недавно мечтал напиться, а тут…

— Не будешь? — поинтересовалась Марта и, не дожидаясь ответа, схватила мою долю и лихо выплеснула в рот. Выдохнув, сообщила: — Тогда я за тебя пить буду!

Хельмут грустно проследил за чаркой, но спорить не стал. Всемир, посмотрев на друга, предложил:

— Мою бери. Чего-то мне больше не хочется.

— Не хочется — не пей, — обрадовался Хельмут. — Поешь, да на боковую.

Дальше они пили вдвоем. Опростав не меньше пяти чарок, атаманша всмотрелась в меня и спросила:

— Что делать собираешься?

— Посмотрим, — неопределенно ответил я.

— Ты вроде бы в какой-то город шел. Ульбург, Ульбург… — поинтересовался каторжник, который пытался кормить кусочками филе Всемира, а тот лишь морщился.

— Вроде того…

— Ну рассказал бы, что за беда такая. Вдруг — помочь сумеем, — предложила Марта.

Я посмотрел на женщину. Выглядела она трезвой, ну разве что глазенки блестели… Что я теряю, если расскажу правду?

— Товарищей должен с каторги вытащить, — сообщил я.

— Чего? — в один голос спросили Всемир и Хельмут, уставившись на меня, словно на диво лесное.

— Поясняю, — четко и чуть ли не по слогам сказал я: — Сбежал, потому что помогли друзья. Теперь нужно вернуться и освободить ребят.

— Ни хрена себе! — выругался Хельмут. — Ты хоть представляешь, сколько там охраны?

— Представляю, — кивнул я. — И очень даже хорошо.

— Да чтобы этот рудник осилить, целая армия нужна. Ты где армию наберешь?

— Не знаю. Но я обещал…

— Не знает он, видите ли… — фыркнула Марта, разливая остатки шнапса. — Зачем тогда обещать?

Я обвел взглядом присутствующих и улыбнулся… А что мне нужно было сказать? И вообще, с какой стати я должен кому-то что-то объяснять?

— Может, еще бутылочку? — заискивающе спросил Хельмут.

— Хватит! — жестко отрезала атаманша, поднимаясь из-за стола. — Посуду не забудьте помыть, — бросила она, скрываясь в комнате.

Я с удивлением воззрился на то, как Хельмут стал торопливо собирать тарелки и миски.

— Иди за ней, — подтолкнул меня бывший каторжник. — Мы тут сами…

Ай да баба! Сумела же мужиков «застроить». И что, совсем не ревнуют? Впрочем, это их хлопоты, решил я и, постучав по косяку костяшками пальцев, откинул шкуру, не дожидаясь ответа. Когда глаза привыкли к темноте, увидел, что атаманша неторопливо снимает с себя одежду. А фигурка у нее, хоть и костлявая, но очень даже ничего.

27