— Выкрутится! — уверенно отозвался я. — Жак Оглобля еще и не из такой беды выкручивался. Скажет — убийц да воров я не предавал, а то, что про наемника на суде свидетельствовал, что тут такого? Наемник — он человек чужой. А то, что слово знает, так при чем тут я? Может, под пыткой у кого вызнал? Кто докажет, что я ему слово сказал?
— Может — да, а может — и нет, — пожал вор плечами. — Но тут еще одна тонкость есть. Можно королю вопрос задать — не захотел ли он деньги присвоить, которые должен был тебе за поединок заплатить? Деньги за поединок — дело святое. Это как долг за проигрыш. Проиграл — плати!
— Придумает что-нибудь. Скажет — деньги наемнику я заплатил при свидетелях. И свидетелей приведет.
— Вишь, так-то оно так… Но и спрашивать его не дураки будут, а люди бывалые. Тут выкрутился, там открестился. Это тоже подозрительно. А король воров должен свою честь блюсти!
Я едва не заржал, как мой гнедой, заслышав высокопарную чушь о чести, что должен блюсти король воров и душегубов! Ишь ты, «воровская честь»… Ну и ну…
— Как я понимаю, ты мне не все рассказал? — настаивал щипач. — Ты же нашего короля много лет знаешь. Наверняка известно что-то такое, что ему костью в горле станет. По глазам вижу, что знаешь. Знаешь, но не говоришь…
«Что да, то — да, — хмыкнул я про себя. — Если рассказать ворам о том, что их король служил наемником и получал жалованье от короля, одного этого хватит, чтобы снять с него „корону“. А коли дополнить рассказ историей о его гешефтах с первым бургомистром, наличием земельной собственности, немой девкой, что подслушивает и подсматривает, потом доносит Жаку Оглобле (наверняка не только о купцах, но и о своих), — так воры своего короля примут в ножи!»
С девкой, конечно, не все ясно. Может, она не на Жака, а на бургомистра работает? Или же на обоих сразу?
Жак Оглобля делился со мной многими секретами. Но он ничем не рисковал. Знал, что я не стану рассказывать. Одно дело, что я сам привык, коли меня предают, но совсем иное, если и я начну предавать… пусть даже предателя.
— Эх, видно, придется мне в Остраву ехать, — вздохнул щипач.
— Куда-куда? — переспросил я, едва не выпустив вожжи.
— В Остраву, — повторил Жан и насмешливо уточнил: — Город такой, в Моравии.
— Знаю, что город, — хмыкнул я. — Представь себе, мне даже известно, что это столица новой империи… А почему в Остраву?
— Так там же старейшины всех воров Швабсонии живут, — с удивлением посмотрел на меня щипач. — Ты что, не знал об этом?
— Вот про столицу — знал, а про старейшин — нет, — честно отозвался я и добавил: — Я вообще про воровских старейшин слыхом не слыхивал. Знаю, что в каждом городе есть свой «ночной король» и свой старшина нищих. А про старейшин всея Швабсонии…
— Да ты что?! — изумился Жан. — Про это же каждый знает! А… — спохватился он. — Я все забываю, что ты не вор.
Вот ведь какие интересные новости. Я же родился и вырос в Остраве, а о том, что это не только столица Моравии, но и воровская столица Швабсонии, не знал! Но с другой-то стороны, кто будет рассказывать графу и наследному принцу (хотя и третьему по наследственной очереди) такие вещи?
— А зачем нужны старейшины? — поинтересовался я.
— Как зачем? — опять изумился Жан и посмотрел на меня как на несмышленыша. — Старейшины воровской закон хранят, королей в разные земли назначают. У них и казна воровская. Ты думаешь, в серебряном руднике мы только на пайку, что Торман (чтобы ему в аду корчиться, синему ублюдку!) давал, жили? Нет, везде свои люди есть, свои норки и отнорочки. Мы охранникам деньги, а они нам жратву! Я ведь почему к старейшинам собираюсь? Хочу, чтобы они свои разборки насчет Жака-короля провели. Сказано тебе — не последний я человек среди воров. А то, что случилось, — дело важное. Отродясь такого не бывало, чтобы с рудника графов Фликов каторжники сбегали! А тут беглый каторжник братьев наших лесных собрал и нас же освободил. Да об этом на всех воровских сходках сто лет петь будут! А тут, вишь, сволочь есть, которая освободителя хотела под одноногую Гретхен подвести…
— Слушай… — задумчиво изрек я. — Остраву я хорошо знаю. Можно сказать — мой родной город. Я там семнадцать лет прожил. Но что-то не припомню, чтобы в Остраве кого-то ограбили, убили или дом у кого обворовали… Хотя за двадцать с лишним лет могло и по-другому стать.
— Закон такой! — важно изрек Жан. — Там, где живут старейшины, — ни грабить, ни воровать нельзя. Того же, кто закон нарушит, — сами воры и порешат.
— А, тогда понятно, — усмехнулся я. — Зачем старейшинам привлекать к себе внимание властей? А мы-то градоначальником гордились — вот, мол, какой молодец барон фон Грунгель. Помнится, отец его золотым оружием наградил.
— Интересный у тебя отец, — протянул вор. — Золотое оружие градоначальникам дарит… Кто хоть он?
— Нынешний император Фризландии, Моравии и Полонии, — вздохнул я. — Его величество Базиль Первый.
— Вона! — присвистнул Жан, но, кажется, особо и не удивился. — А ведь я сразу догадался, что ты бастард. Помнишь, когда имя твое спрашивал?
— Помню, — кивнул я. — Только не бастард я, а законный отпрыск великого герцога Базиля и княгини Предславы, в христианстве Александры.
— Как же так?
— Ну так уж получилось, — виновато пожал я плечами. — Сам понимаешь — родителей не выбирают.
— Так, выходит, правда все это? — загорелся вдруг Жан. — Слышал я, что племянника короля Рудольфа пираты украли!
— Пираты? — заинтересовался я. — Ну-ка, расскажи. О чём хоть болтают-то?