Слово наемника - Страница 73

— Ты, Лешек, либо дурак, либо придурок, — усмехнулся Евген. — Тебе что, серебра мало? Если бы не Андрияш, ловил бы ты в горах овец да сыр вместо серебра имел.

— Ну он бы еще и овец имел! — двусмысленно сказал я, нарываясь на ссору.

— Ты что сказал? — схватился одноглазый за нож.

— А ну-ка сядь! — прикрикнул старик, и Лешек послушно сел. Однорукий укоризненно сказал: — Андрияш, не доводи дело до греха, потерпи.

— Терпеть, что меня предателем выставляют? — хмыкнул я.

— Потерпишь, если нужно, — ответил старик и посмотрел мне в глаза так, что стало не по себе. Последний раз так смотрел на меня отец, когда я был маленький.

Про однорукого я знал мало. Говорят, знаменитый разбойник Стрый лет десять считался отошедшим от дел. А кое-кто и похоронил старикана! Рановато…

Стрый пришел с двумя внуками и тремя правнуками. Пятеро громадных парней без его разрешения и говорить не смели! Меня старик признавал как военного командира, но не более.

— Ты, наемник, слишком прямо живешь, — усмехнулся старик. — Потому врагов у тебя много. Сам-то подумай — убил бы ты Лешека, а что дальше?

— Он меня? — подскочил горец. — Да я его щас!

— Это я так, к примеру, говорю, — утихомирил дебошира дед и продолжил: — Ты силу свою хочешь показать или друзей из рудника выручать, а?

— Конечно, друзей выручать, — растерянно ответил я, не понимая, к чему он клонит.

— И я так думаю, — кивнул старик. — Я ведь чего к вам пришел? — обвел он взглядом атаманов. — Не ради серебришка. Пятьдесят лет на дорогах провел, много чего скопил. А пришел и внучат привел оттого, что услышал весть, что каторжник беглый хочет друзей своих из неволи вызволить. У меня сколько товарищей на каторге сгибло, со счету сбился. Думаю, ради такого случая пойду, тряхну стариной. Так вот, Андрияш, — улыбнулся он, — если ты Лешека убьешь, то тебе весь его отряд перебить придется. А с кем тогда друзей пойдешь освобождать? Слышал, полками командовал, а простую вещь понять не можешь — людей поберечь нужно!

От подобной отповеди мне стало не по себе. Я опустил глаза и, словно мальчишка, промямлил:

— Ну прости… Не люблю, когда предателем называют. А что до людей, — вскинул я взгляд и уже твердо посмотрел в очи старика, — то всегда их старался беречь…

— Это я понял, — доброжелательно улыбнулся старик, погладив бороду. — Если бы не ты, половина бы полегла, а «серебряный поезд» из-под носа ушел. Я к чему? К тому, что люди нам сейчас нужны.

Вокруг костра нависло молчание. И все были рады, когда его прервало появление сына Евгена.

— Вот! — гордо заявил Маркош, протягивая кирасу.

— Ого! — взял я панцирь и чуть было его не выронил. — Горячий! Как ты донес-то?

— Ниче, мы привычные, — ухмыльнулся мальчик.

— Сколько с меня? — поинтересовался я, любуясь работой. Чтобы увидеть заплатку, нужно знать, где искать.

Парень вопросительно посмотрел на отца, а тот лишь развел руками — мол, твоя работа, сам и цену назначай! Юноша выпалил:

— Для вас, дядька Андрияш, бесплатно!

— Нет, так нельзя, — засмеялся я и полез за кошельком господина управителя, ставшим моим: — Два фартинга устроят?

— Два фартинга жирновато будет, — вмешался Евген. — Один — в самый раз. Да и то потому, что в походных условиях и за быстроту. А дома такая работа обошлась бы в тридцать пфеннигов. Но цену ты сам назначил!

— Это я понял, — кивнул я, отдавая мальчишке деньги. — Бери два фартинга и купи своей девчонке что-нибудь.

— Бать, деньги сразу отдать? Или дома? — грустно поинтересовался Маркош.

— Ладно, — засмеялся отец. — Оставь себе да купи Марычке бусы.

Когда радостный мальчишка ушел, Микош из Кастурицы проворчал:

— Балуешь ты парня. Два фартинга за бусы… Он что, стеклянные хочет своей девке подарить? Да за двадцать пфеннигов на ярмарке можно деревянные или глиняные купить.

— Дороговато за два фартинга, — поддержал кто-то.

— Парни, — прервал Евген упреки. — Что нам теперь два фартинга? Сынок мой свою Марычку может целиком бусами обвязать.

— И не стеклянными, а жемчужными, — поддержал я.

Еще не все осознали, что они теперь не просто богатые, а очень богатые! А таким рисковать своей шкурой хочется меньше, нежели бедным. Вот Лешек понял это раньше других.

— Хорошо дед сказал насчет товарищей и прочего, но нужно мне домой возвращаться, — заявил одноглазый. — Я никаких обещаний не давал. А до конца или куда там идти — это мое дело. У меня на руднике друзей-приятелей нет, а вам я никому ничего не должен.

— По правилам, не нами установленным, если атаман с отрядом примкнул к другим, да еще и добычу получил, то он должен до самого конца идти. А нет — должен добычу отдать! — веско изрек старик.

— Дед, ты чего городишь? — возмутился одноглазый. — Мы за это серебро кровь проливали! Я, старый, тебя сильно уважаю за твое прошлое, но, если ты на мою добычу хайло раскроешь, я тебе оставшуюся руку оторву! Понял?

— Ты бы, мужик-козопас, шел отсюда, — не выдержал Евген. — Иначе я сам тебя пришибу. Мотай, чтобы козлятиной тут не пахло…

— Стой, стой! — Старик встал между Лешеком и Евгеном, готовыми сцепиться. — Нельзя вам его убивать. Хоть ты его прибьешь, хоть Андрияш, люди его обидятся, а они нам еще пригодятся. Лучше я сам… — Старик ухватил одноглазого за шею так быстро, что мы не успели и ойкнуть. — Значится, так, — приговаривал дед, пригибая гураля к земле: — Дураков, говорят, учить нужно. А тебя, парень, учить поздно…

Раздался звук — так хрустит сухая ветка, попавшая под башмак. Несговорчивый козопас обмяк, упав на землю, а мы зачарованно посмотрели на старика. Один из атаманов вытащил из-за спины новый бурдюк, с уважением протянул его патриарху.