Слово наемника - Страница 68

Нам предстояло нешуточное дело — ограбить «серебряный поезд», как именовался в народе длинный обоз в две дюжины телег, не меньше (а бывали годы, что и четыре-пять дюжин!), который раз в три месяца привозил на рудник продовольствие, свежих латников, инструменты и вывозил серебро. Нападать на него никто не пытался. Охрана — сотня опытных бойцов — проглотит, не разжевывая, всех, кто покусится на собственность графа…

Верно, атаманы судили и рядили бы еще не один месяц, если бы не Курфюрст.

Курфюрст не относился к князьям, избиравшим императора. Это был атаман, имевший под рукой десять человек. Его отряд «гулял» в долине Святого Иоахима, не пуская туда чужих. Если бы Курфюрст не дал согласия, то вообще бы ничего не было. С другой стороны — он и сам давно примеривался к «серебряному поезду» и облизывался на серебряный рудник фон Флика, но силенок не хватало.

В «мирной» жизни Курфюрст был оружейником, откликался на имя Евген. Стало быть, мы с ним тезки. Правда, он-то про это не знал. У простонародья многословные имена не в ходу, поэтому меня звали так, как я представился, — Эндрю, переделав его в Андрияша…

Среди вожаков Евген имел репутацию рассудительного и справедливого человека, бывал третейским судьей по спорным вопросам — ну, кто неправильно мужика обидел, скотину не ту увел и прочее. На сходе его и избрали старшим атаманом. Меня, человека неизвестного, пусть и знавшего воровское «слово», предложившего план ограбления, никто не избрал бы начальником. Курфюрст, пообщавшись со мной, сумел так всех поставить и построить, что люди слушались меня беспрекословно. Ну если кто начинал ворчать, то имел дело вначале со мной, а потом с Курфюрстом…

По моим представлениям, Евген был еще безобразно молод — лет тридцати пяти, не больше. Ни умом его Бог не обидел, ни силушкой. Такому бы парню следовало родиться в дворянской, а то и королевской семье. Но, даже будучи сыном простого кузнеца, он не ограничился, как его отец и дед, ковкой подков да переделкой ломаных кос в охотничьи ножи, а стал первоклассным оружейником. За его клинками приезжали рыцари из самых отдаленных уголков Швабсонии. А кирасы, что выходили из мастерской Евгена, не пробивали ни копья, ни стрелы. Разве что арбалетный болт. Каждый панцирь стоил, может, и меньше, чем мои бывшие доспехи, но — прилично! И деревня, где жил оружейник, была не крепостная, а вольная, императорская. Живи да радуйся! Казалось — зачем человеку выходить на большую дорогу?

Лет десять назад купцы, покупавшие доспехи, уговорили оружейника выпить с ними чарку вина. Отказаться неловко, да и что будет здоровяку с одной чарки? Но то ли силы не рассчитал, то ли вино было с «секретом», но скоро Евген стал совсем пьяным. Ну а потом купцы усадили парня играть в кости. И конечно же, он проиграл. Проиграл все мечи и кирасы, огромную сумму денег да красавицу-жену в придачу…

Чтобы отдать долг, пришлось заложить ростовщику-иудею мастерскую. Спустя годы можно было кусать локти, ругать себя и сетовать на негодяев, но — поздно!

Чтобы отдать деньги, на которые исправно «капали» проценты, Евген не выходил из мастерской днями и ночами. И он уже почти вернул долг, как случилась новая беда… Любимая жена, всю ночь ублажавшая похотливых скотов, не попрекнула мужа ни единым словом, от чего ему было еще горше, но, не выдержав позора, наложила на себя руки. Приор не хотел хоронить самоубийцу на освященной земле. И опять пришлось брать взаймы, чтобы пожертвованием обеспечить жене отпущение грехов. Конечно, настоятель не обещал полной индульгенции, но за двести талеров душа супруги попала в чистилище, из которого она должна была вскорости перейти в рай. Но — за особую плату!

Будь он один, Евген продал бы мастерскую и утек в какой-нибудь город, где его талантам нашлось бы применение. Но на руках оставались двое сыновей, престарелая мать и родители жены. Потому, здраво подумав, он переговорил с парой соседей и вышел на первую «охоту».

Соратники Евгена имели доспехи и хорошее оружие. Стало быть, шанс остаться в живых был выше, чем у других. «Охотились» они в долине Святого Ефима — Иоахима, милях в сорока от деревни — нельзя гадить там, где живешь!

В Иоахимстале не было конкурентов — слишком часто ездили солдаты, сновали стражники, имперские чиновники всех мастей и уровней. Да и «обоз смерти» (те самые клетки, с которыми я был неплохо знаком) наводил страх. Вместе с тем через долину любили ездить купцы, чувствовавшие себя в безопасности.

Банда Евгена никого не грабила. Боже упаси! Просто к хозяину или старшему каравана подъезжал неприметный человек, предлагавший заплатить пять процентов от стоимости товара — въездную пошлину. В сущности — вполне приемлемая цена.

На первых порах «неприметного» посылали куда подальше, норовили побить. А дальше, у тех, кто отказывался платить, ночью вдруг вспыхивала одна из телег с товаром. Утром опять приходили посланцы и предлагали заплатить… Ну если же нет, случался пожар, который уничтожал половину груза, или кони, поевшие свежей травы, вдруг начинали падать…

После третьего раза купцы поумнели. Даже те, кто имел хорошую охрану, предпочитали платить — воевать, как известно, накладнее. А убытки, понесенные из-за самозваных сборщиков, относили на счет покупателей…

Другие атаманы не раз пытались узнать — в чем тут хитрость? Подкрасться ночью к обозу, поджечь одну из телег хотя и сложно, но — можно. Но как заставить вспыхнуть то, что, в сущности, гореть не должно — воз с железными поковками или с горшками? Или — чем Евген умудрялся посыпать траву, чтобы кони валились с ног, но, полежав час-другой, вскакивали? (Это, кстати, тоже приносило хороший доход…) Но сам атаман своих секретов не выдавал, а его подручные даже в изрядном подпитии не могли рассказать о том, чего не знали.