Слово наемника - Страница 31

— Попозже — это хорошо, — просветлел Жак лицом. — А то я уж испугался. Ухайдакаешь ты Лабстермана, стража разбежится. Какой дурак будет с Артаксом связываться?

— А тебе-то чем плохо? — удивился я. — Простор для твоих парней!

— Простор… — кисло улыбнулся Жак. — Напьются — кто с радости, кто с горя, а кому — лишь бы повод был. Начнут дома грабить, девкам подолы драть. А город спалят? Я, понимаешь, сам бы не возражал, если бы Лабстерман в мир иной отошел. Он мне уже поперек глотки стоит. Только тихонечко, без криков и шума.

Обнаружив, что бутылка пуста, Жак махнул рукой и наполнил стакан квасом. Выпив и крякнув, словно это был шнапс, буркнул:

— Пойло старого наемника!

— А говорили — «Любимый напиток Артакса», — с невинным видом заметил я, добавив: — А я как раз хотел долю запросить. Имя-то мое используют.

— Так она тебе идет, доля-то. Я проследил, чтобы пивовары ее в реестр внесли, — ухмыльнулся Жак. — А называют квас и так и эдак. А по мне — так все равно — пойло. Поросят им поить.

— Большая доля? — заинтересовался я.

— Ну не чрезмерная, — пожал плечами «ночной король». — Но один процент от выручки твой. С четырех пивоварен — талеров сорок за месяц набегает.

— Ого! — присвистнул я. — Хорошо квасок разбирают.

— Да уж, разбирают… — презрительно махнул Оглобля рукой. — Назывался бы квас квасом, так кому бы он был нужен? А как «пойло Артакса», так и спрос вырос. Ульбургцы пьют из уважения к тебе, а приезжие — из любопытства. Я твою долю велел ростовщику Лейбицу отдавать. Он все учеты ведет. Хочешь — сразу забирай, а хочешь — пусть дальше лежит. Деньги есть не просят, а процент капает.

— А чего ты вдруг о моей доле озаботился? Ты ж решил, что меня волки съели.

— Ну кто тебя знает? — заметил Жак, почесывая небритый подбородок. — Съели тебя волки, подавились… Тела я твоего не видел, а что болтают — так сам знаешь. Слова задницу не дерут.

— Ладно, — кивнул я. — Лучше скажи — про коня моего ничего не слышно?

— Передавали, что в городе его видели, осёдланного. Верно, тебя искал, а где тут сыщешь? И сказать — куда хозяин подевался, тоже не скажет. Потом он в конюшне у твоей фрау стоял. Эдди-то твой теперь у нее в работниках. Парень говорил — мол, коня расседлал, сумки с него снял, в стойло поставил. Но надолго не задержался — ушел. Эдди его даже остановить не пытался. С месяц назад видели какого-то гнедого за городом. Ну — Гневко, один в один. Посылал искать, а что толку? Да и боятся твоего коня. Говорят, злющий.

— Правильно, — согласился я, разглядывая стол — что бы еще съесть?

Жак, превратно истолковав мою мысль, стал оправдываться:

— Извини, капитан, — все на скорую руку. Сыр, ветчинку бери. Повар клянется — через полчаса печенка будет готова. Он ее пока в сливках вымачивает. Знаю, что ты куриную печень уважаешь.

— Печенка… — усмехнулся я, вспоминая, как не побрезговал ограбить нищего.

— То, что бургомистра пока убивать не будешь, — хорошо, — продолжил Оглобля свою мысль. — Мне же время нужно, чтобы узнать — кто вместо него будет. Сам понимаешь…

— Другие у меня пока заботы. Слово дал, что людям помогу.

— Выкладывай, — заинтересовался Оглобля.

Коротко, как только мог, рассказал ему о побеге с рудника, о слове, данном парням, и о серебряном обозе, который мы решили ограбить.

Выслушав мой рассказ, задумался. Пожал плечами.

— Ну что тут говорить? Надо ребятушек выручать. Да и серебро лишним не бывает. Когда тебя разбойники будут ждать?

— Через месяц, — сказал я, вспоминая, как мы «уламывали» атаманов. Я чуть язык не стер. Народ-то недоверчивый. Спасибо, жадность оказалась сильнее.

— Месяц… — хмыкнул Жак. — Месяц — это хорошо. Как раз успею.

Не договорив, что он должен успеть, Жак посмотрел на кувшин с остатками «пойла», скривился, будто лимон сожрал, и решительно встал из-за стола. Сделав шаг к закрытому внутреннему оконцу, грозно стукнул в него костылем.

— Печенка подходит! Айн момент! — отозвался испуганный голос трактирщика.

— Хрен с ней, с печенкой, пусть доходит. Скажи Анхен, чтобы вино несла. И — побыстрее, — хмуро приказал Жак.

— А у вас что нового? — поинтересовался я.

— Да все по-старому, — пожал мой друг плечами. — Да, вот еще что, — вспомнил он. — Искали тебя в городе.

— Кто?

— А хрен его знает. И не просто тебя, а молодого графа фон Артакса. Ну или как-то так.

— Может, графа д'Арто? — насторожился я. Неужто опять родственнички? Ну неймется же им! Когда же меня в покое оставят?

— Точно! — обрадовался Оглобля. — И портрет твой показывали. В ратуше, а потом у нас, на рынке. Ты там молодой совсем, кроме меня, никто не узнал, а я, как ты понимаешь, говорить не стал. Ну где же вино, мать вашу?!

От вопля содрогнулась перегородка. Если в столовой зале были посетители, то, наверное, удрали, а к нам влетела глухонемая (но все понимавшая!) служанка, тащившая в каждой руке по бутылке вина.

— Вот так-то, капитан, — довольным голосом сказал старый друг. — Много ли надо для счастья? Крыша над головой, вкусная еда, бутылка вина да девка, чтобы было кому юбку задрать.

— Особливо если ты хочешь задрать, — усмехнулся я.

— Вот-вот… Хуже, коли хочешь, да не можешь. Мне тебя жалко, капитан, — притворно вздохнул мой друг, потягивая вино. — Вот, коли мне не всхочется, так у меня хоть винцо останется. Пей, жизни радуйся. А ты что будешь делать?

— Мемуары писать, — брякнул я. — Или цветы разводить.

— Чего? — поперхнулся Жак. — Какие цветы?