Слово наемника - Страница 25

Я промолчал. Девушка когда-то была красивая. Когда-то, потому что кто-то довольно умело ее изувечил — рот разрезан едва ли не до ушей, а вместо носа торчат две черные дыры.

— И что же мне с вами делать? — вздохнул я, стараясь не смотреть на жуткие шрамы.

— Да пошел ты… — отозвалась атаманша.

— Подожди-ка, — вдруг выкрикнул пожилой. — Руки-то у тебя…

Чего он там разглядел? А, следы кандалов. А ведь и поносил-то всего ничего… Ухмыльнувшись краешком рта, поправил рукава и показал на ноги:

— Там тоже.

— Свежие, — кивнул с пониманием пожилой. — Беглый?

— Беглый. С серебряных приисков.

— Колодник! — улыбнулся пожилой и продекламировал: — Стенка, балка, потолок, позолоченный замок…

— Чтоб замочек нам открыть, нужно кое-что добыть… — ответил я и поинтересовался: — Какой «инструмент»?

— Раньше гвоздиком был. Ну теперь ножницы. А он, — кивнул на молодого, — вообще без профессии.

Ножницы, они же ночные парикмахеры, что стригут прохожих.

— Я — стрелка, — с гордостью сказала женщина. — Но можно — Марта.

Вона! Целая стрелка! Я знал (узнаешь, если всю жизнь якшаешься с головорезами и жуликами!), что стрелкой именуется наемный убийца, предпочитающий бить жертву из лука. Есть арбалетчики-стрелочники, но они ценятся ниже. Кстати — хоть мужчину, хоть женщину, но убивца будут звать стрелкой безо всякого уничижительного значения.

Понятно, почему верховодит баба. Наемный убийца ценится выше, нежели грабитель или разбойник (но ниже, чем вор-домушник или медвежатник).

— А ты? — цепко посмотрел на меня «парикмахер».

— «Перышко». А вообще, по жизни — драбант, ландскнехт… Кто там еще? В общем, наемник, — представился я, перечислив все «титулы». И чтобы сразу ответить на вопросы, которые еще не заданы, пояснил: — «Слово» знаю, потому что друг сказал.

— И друг у тебя в силе, коли наемнику «слово» доверил, — хмыкнула атаманша.

— Вроде того, — согласился я, еще не решив — стоит ли им говорить о друге-короле.

— Может, развяжешь? — поинтересовался пожилой.

— Хм… — покачал я головой. — Может — и развяжу. Но потом…

— Не доверяешь? — спросила Марта без обиды.

— Есть немного, — кивнул я. — А вы бы доверились? То, что «слово» знаете, еще ни о чем не говорит. Может, поймали какого бедолагу. Под пытками все расскажешь…

Молодой, услышав последнюю фразу, гордо простонал:

— Я и под пыткой не скажу.

— Глупый ты, жизни не видел, — усмехнулся пожилой. — На дыбе не висел. А если бы тебя на «кобылу» посадить, соловьем бы запел.

— Какую кобылу? — не понял парень.

— У наемника спроси…

— А ты откуда знаешь? — удивился я. — Сидел?

— Сам, слава Богу, на «кобыле» не ездил, — покачал головой пожилой, — но видел. Я в рудниках господина Флика шесть лет кайлом махал, пока серебра под свой вес не нарубил. Хорошо, тощий был, а не то еще лет на пять хватило бы.

— И «гнома» синего помнишь?

— Кто ж его, падлу, забудет? У нас тут много таких бродит, кто ему глотку жаждет перегрызть. А у меня мечта — найти господина обер-берг-мастера да серебром его досыта накормить. Чтобы и в пасть породы насовать, и в задницу.

— Ладно, — кивнул я и стал разрезать веревки.

Пожилой сразу же захлопотал вокруг парня. Атаманша, намочив платок в ближайшей луже, приложила к посиневшему лбу.

— Как же ты его так, — вздохнул отпущенник. — Мог бы полегче…

— Разозлился, — объяснил я. — Этот щенок меня в ломаное ребро пнул…

— А ты бы не пнул? — огрызнулась Марта, меняя тряпку: — Крестьянин, видите ли, а сам — тоффель тебе в дышло, прямо в болото прется. Где это видано, чтобы крестьяне в болоте жили? Мы и решили, что лазутчик. В Ульбург он едет… Где хоть он?

Действительно, где? Я задумался. Взяв ветку, принялся чертить на земле план местности, по привычке размышляя вслух:

— Так, к руднику нас везли отсюда… Потом рудник… Из рудника я пошел сюда… Город с медвежьим названием…

— Берлин, — подсказал пожилой. — Тут раньше замок графа Альбера Медведя был — Медвежья берлога.

Слушая вполуха рассказ о том, как старый граф «стриг» на большой дороге купцов, я продолжал рассуждать:

— Ехал я так… Тут меня подобрали. А тут… Мать твою! — взвыл я, осознав собственную глупость.

Все ясно. Когда выезжал с полянки, где оставил язычников с христианскими именами, свернул не на ту дорогу.

М-да… Мне стало стыдно. Как же так?! Полки в бой водил, а сам заблудился…

— Заплутал? — участливо спросил пожилой и утешил: — Бывает. Тебя как звать-то, дед?

— Можно — Эндрю, — назвал я одно из крестильных имен, не обидевшись на «деда».

— А я — Хельмут, — представился он. — А это Всемир, — показал на парня.

— Всемир? — заинтересовался я, услышав непривычное для здешних мест имя.

— Из пруссов он, — ответила Марта за парня.

То-то мне почудились знакомые звуки. Матушка, прожив двадцать лет в Швабсонии, говорила со славянским акцентом.

— Земляк? — с надеждой поинтересовался Всемир, позабыв про разбитую голову и припухшие глазки.

— Наполовину. Матушка, покойница, из восточных славян была.

— Из восточных? — удивился Хельмут. — А как в Швабсонию попала?

— Отец там с купеческим караваном был, вот и привез, — быстренько соврал я.

Ну не будешь же объяснять незнакомцам все тонкости династических браков? Славянские короли, именовавшие себя князьями, претендовали на побережье Янтарного моря, где проживали их родичи — пруссы. Престарелый герцог Пруссии (дядюшка Мечислав старится с моего детства и никак не может состариться!) хотел объединить свое герцогство и Фризландию с Моравией и Полонией. Его троюродный брат, король Фризландии, Моравии и прочее (мой родной дед), хотел того же. Чтобы не спорить и не вести войну, проблему решили с помощью женитьбы. Так мой отец и приобрел себе жену, ставшую мне матерью. Кто-то из их детей (раньше и я был одним из претендентов!) должен был стать герцогом Пруссии (то есть князем!).